Хозяин Амура - Страница 80

Благодаря прожекторам работы не останавливались и ночью, правда, в это время трудились в основном местные жители и пленные шведы, на тех работах, где квалификации не требуется. Почти три сотни шведов и финнов, пленённые на корельской земле, работали на расчистке крепости от завалов, на разгрузке лодий с лесом и камнем, на укреплении берегов и бастионов. В отличие от тех, кто был уведён с караваном в Ангарию, эти люди после окончания работ будут отпущены на свободу, а отличившимся даже будет выплачено кое-какое вознаграждение.

Кстати, поначалу монастырские работники неодобрительно поглядывали на прожектора, привезённые ангарцами из далёкой Сибири — уж слишком непривычным казался им яркий свет, бьющий из некоего подобия полубочки на сошках. А первым оное явление увидал тихвинский каменщик Фрол, вышедший в первую ночь во двор по нужде. Он долгонько стоял у крыльца, раззявив рот, прежде чем к нему подошёл ухмыляющийся стрелец, стороживший работавших на крепостном дворе шведов.

— Мил человек, а откель столь яркой свет, а огня и вовсе нету?! — вопросил он рослого бородача.

— Прожекты это, темной! — горделиво отвечал тот. — С фонарём и зерцалами.

— Бесовство поди… — промямлил мужик, перекрестившись. — А настоятель наш…

— Лешшой! — оборвал его стрелец. — Сказано тебе — прожект се, а в ём фонарь да зерцала! Они свет мощной и дают! Да ты сам подумай, енто сколько же надо кострищ разложить, дабы один прожект перемочь?

— Поди ты! — протянул Фрол, щипая бородёнку.

— А вот те и поди! — рубанул бородач с чувством превосходства. — А ну, иди куды шёл, неча тут столбом стоять!

На том разговор и окончился, а после уже Фрол бахвалился перед своими дружками знанием принципа работы сибирского прожекта, смотреть на свет которого вышла уже вся артель.

Со временем же люди привыкли к прожекторам и теперь даже гордились, что, в отличие от многих, видали их собственными глазами. Кроме того, поскольку корельские служители церкви ничего супротив ночного света не говорили, то, стало быть, и крамолы тут никакой не было.

Между тем, возвращение некогда бежавших от шведов жителей Корелы, Сердоволя и Сакулы начинало принимать массовый характер. За лето пришли почти два десятка семей, числом чуть менее полтораста душ. Были с ними и мужчины из других семей, желавшие разведать ситуацию в родных местах да узнать поболе про новые порядки и новую власть, про кою с недавних пор говорят только с уважением.

Лопахин прибыл в крепость под вечер, когда караульные зажигали огни факелов на временном мосту, ведущем от берега реки Вуоксы до зиявшего чернотой провала Круглой башни. Сопровождавшие Евгения местные дружинники-ополченцы в который уже раз выкрикнули пароль, и караульщики расступились, убрав с дороги заграждение. Копыта коней загремели по деревянному настилу моста, мимо импровизированной баррикады и караулки.

Смирнова будить не пришлось — полковник работал с финансовой документацией при свете фонаря в своём кабинете. Его сын Валентин спал там же, на широком топчане.

— Что случилось, Женя? — спросил Смирнов тихонько вошедшего Лопахина. — Разведка от Нюслотта вернулась?

— Никак нет, Андрей Валентинович, — отвечал тот. — Гости у нас завтра будут…

— Снова? — поморщился полковник. — Надоели, сил нету!

— Нет, это другие гости, — покачал головой капитан. — Уральцы, от Строгановых.

— Вот оно как, — Смирнов отложил бумаги в сторону. — Интересно…

— Будут в Кореле завтра, надо думать, ближе к обеду, — проговорил Лопахин, наблюдая за полковником.

Тот встал из-за стола, с сожалением глянув на отложенные документы и, потрепав волосы спящего паренька, взял в руки фонарь и обернулся к Евгению:

— Пошли на кухню, цикория заварю тебе, поболтаем.

* * *

Разговор не клеился. Неизвестно, были ли виной тому те полунамёки и умолчания, вкупе с пространными хвалебными речами, коими перегрузил разговор старший среди гостей — Усов Михаил Юрьевич, строгановский приказчик из Архангельска, или мешала некая отчуждённость Смирнова, ни на грош не доверявшего уральцам. Как известно, прежний визит людей Строганова на берега Ангары не вызвал положительных эмоций у первоангарцев. Кстати, своим внешним видом Усов напоминал полковнику классический киношный тип кулака-мироеда, многажды виденного в советских фильмах. Эдакий крепкий, бородатый мужичина, с колючим взглядом, пудовыми кулачищами, да себе на уме — хитрющий и недоверчивый.

От горячего напитка из цикория с добавлением мёда никто не отказался, но и это не растопило тот холодок недоверия, который мешал переговорам. Наконец, Андрей Валентинович решил взять быка за рога. Он прервал Усова на полуслове, когда тот снова принялся славословить в адрес князя Сокола.

— Михаил Юрьевич, постой-ка, — повысив голос, проговорил Смирнов. — Ты знаешь, у меня много важных дел. Я не политик, не краснобай… Если ты хочешь разговора — то говори как есть, ибо время мне дорого.

После некоторой паузы поднялся с лавки, стоявшей у стены, и вышел вперёд, к столу, молодой мужчина, прежде сидевший молча:

— Коли так, то я говорить стану!

Провожаемый дюжиной взглядов, он сел рядом с Усовым, который в ту же секунду, как показалось Смирнову, разом сжался и стал уже в плечах.

— Тебе была необходима какая-то тайна? — усмехнулся полковник, раздражённый неуместной конспирацией строгановцев. — Я привык к честному разговору! Выкладывайте, что у вас есть, или уезжайте, откуда прибыли! Не ровен час, швед нападёт…