— Но у меня и думка уж одна есть! — проговорил Беклемишев серьёзным голосом. — Насчёт картошки.
— Говори! — с улыбкой воскликнул Моисеев, приглашая гостя за стол, где в открытом им чугунке раздражая ноздри не завтракавшего ещё Петра, ароматно запахла овсянка. — И угощайся, давай!
Марина поставила перед парнем тарелку и ложку, подвинула хлеб и указала на мёд. Юноша же только сейчас заметил её округлившийся животик — жена начальника енисейской фактории была в положении.
— А-а… Такова моя думка, — спохватился юноша. — Нонче же вы сами картошку садите, уход за ней ведёте…
— Мы приглашаем огородников с Енисейска, — подперев голову кулаком, произнесла Марина, с интересом поглядывая на гостя. — Не даром, конечно же.
— Вот! — Всё одно не даром же! А ежели и вовсе они растить картошку будут? Для вас, знамо дело. Толк быстрее выйдет.
— Ага! Я понял! — едва не уронив ложку, воскликнул Моисеев. — Ты хочешь, чтобы енисейцы выращивали наши корнеплоды, а заодно, научившись за ними ухаживать, ну и себе оставляли, на рассаду?!
— Угу, идея супер, — кивнула удивлённая Марина. — Петя, ты молодец! Енисейцев мы озадачим, а томичи и тобольцы уже на тебе будут.
Довольный собой Беклемишев-младший принялся уминать подстывшую кашу, прежде добавив в неё медку.
Этот день принёс в крепость не самые лучшие новости. Из дальней разведки вернулся Мирослав Гусак, ушедший по реке неделю назад. Капитан подтвердил Матусевичу данные прежних донесений с погранзаставы. Две смены пограничников регулярно радировали о начале концентрации маньчжур в районе, после того, как на юго-запад ушло большинство из тех, кто участвовал в недавнем налёте на присунгарийские посёлки. Разведка, проводимая погранцами, выявила войсковой лагерь врага, расположенный на значительном удалении от берега Сунгари и находившийся на возвышенности, отстоящей на несколько сот метров от от густого леса, окружавшего её. На том холме ранее находились кумирни солонов, где они часто проводили шаманские обряды. Теперь солонские поселения пустовали — жители были угнаны в глубинные районы Маньчжурии, а оккупанты, порушив идолов, пытались обустроиться на том месте как можно быстрее. Лейтенант Волков, а потом и его сменщик, старший лейтенант Линевич, доносили о строительстве деревоземляных укреплений и небольших числом караулах маньчжур, выдвигаемых ими по всем направлениям вокруг лагеря. Было ясно, что они не желают, чтобы работы были обнаружены раньше времени. Матусевич, держа в уме недавнее нападение, предположил, что цинские власти решили возвести неподалёку от обнаруженной ими погранзаставы крепость с казарменным городком, где со временем маньчжуры смогли бы разместить войска, а в нужное им время ударить по противнику. И в первую очередь удар будет направлен по лояльным русским посёлкам местных народностей. В прошлый раз врагу удалось, разгромив небольшие отряды самообороны четырёх таких поселений, сжечь их дотла, предварительно ограбив. Старост и членов их семей маньчжуры предали лютой смерти, а тех, кого не побили до смерти, увели в Маньчжурию. Это был серьёзный удар по репутации хозяев Амура. Впредь подобного допустить было нельзя. В этой связи Сунгарийский воевода приказал князю Лавкаю ускорить вывод жителей селений присягнувших русским на новые земли по берегам Амура, Зеи и Кумары. Лавкай, в силу своего недюжинного ума и организационных способностей постепенно становился левой рукой Матусевича. Правой всё же оставался Лазарь Паскевич, боевой товарищ Игоря.
Собравшись втроём — Матусевич, Паскевич и Гусак, в рабочем кабинете начальника Сунгарийского края, друзья обсуждали действия маньчжур. На огромном, крепком столе Мирослав разложил лист бумаги, на котором он зарисовал схему вражеского лагеря и обозначил пути прибытия подкреплений и продовольствия. К сожалению, захватить толкового языка капитану не удалось. Двое суток были потрачены на выяснение всех караульных маршрутов маньчжур. После чего Гусак решил брать наиболее отдалённую точку наблюдения врага — на берегу Сунгари. Ранним утром дюжина его бойцов разместилась на тропе, по которой должны будут пройти сменщики тех, кто уже сутки находился у Сунгари, наблюдая за рекой. Вскоре появились четверо вражеских воинов — в том числе и офицер, который был нужен Мирославу. Короткая схватка закончилась, и в руках бойцов оказались трое — передний латник был застрелен из лука. Два копейщика лежали, уткнувшись лицом в примятую траву, боясь даже дышать. Офицер же полусидел, прижавшись к стволу сосны с приставленным к шее штыком винтовки, затравленным зверем смотря на окруживших его людей. Бывший в группе крещёный солон принялся переводить ему вопросы Гусака. Хищно скалясь, маньчжур молчал, Мирослав же подумал о том, что придётся прибегнуть к иным способам допроса, но вдруг пленник хрипло рассмеялся и, схватившись за ствол винтовки, сильнейшим рывком вогнал себе в шею широкое лезвие. Капитан разочарованно выругался. Недолго понаблюдав за мучениями маньчжура, он приказал добить его. После чего Гусак принялся за солдат, но они оказались абсолютно несведущими в планах руководства и не смогли удовлетворить своими ответами сунгарийца, рассказав лишь о своём пути сюда и количестве воинов в своём отряде. Закололи штыками и их. Пост маньчжур на берегу Сунгари решили оставить на потом, но через некоторое время со стороны лагеря к берегу направилось не менее пяти десятков воинов, в том числе и конные лучники. Бойцам пришлось отойти, а вскоре Мирослав принял решение возвращаться. Пока было известно лишь то, что цинские власти будут наращивать своё присутствие тут — это подтверждалось неуклонным увеличением численности их воинского контингента. Видимо это будет происходить до определённого момента, после чего последует следующая атака на их противника — русских. В том числе и силами ополчений местных племён, подчинённых маньчжурам. Разведчики видели в стане врага и их представителей. Учитывая недавние рейды маньчжур, Мирославу стало ясно, что против них империя Цин планирует использовать партизанскую тактику.