Хозяин Амура - Страница 41

Командир второй стрелковой роты батальона «Дания», Василий Новиков оглядывал порядки армии врага, пришедшей в движение и отчего-то ему пришли на ум слова одного взволнованного киргиза, виденные им в каком-то из политико-документальных фильмов — мол, сидите вы там, в Москве, а мы тут ждём китайского катка. Пока он далеко, но он приближается и он будет здесь непременно…

Сзади послышался негромкий разговор — на опушку из перелеска пришёл донельзя усталый старший медик роты Сергей Левченко, которого Новиков предпочитал называть не по званию, а по имени.

— Сергей, ну что там с людьми Гордона? — повернулся к подошедшему Новиков.

— Жуть, — покачал головой медик, некогда бывший молодым мурманским врачом, с отличием закончивший ВУЗ и по протекции родного дядюшки попавший в отлично оплачиваемую экспедицию на Новую Землю. — Вот когда работаешь, эмоции отключаются, а после… К этой резне привыкнуть всё же совершенно невозможно! Раненых частенько добивают, и это скорее к лучшему, милосерднее, что ли. Ибо с такими ранениями выходить человека — это зачастую невозможное действо, а для него — адское мучение!

— Сколько трёхсотых? — осведомился Василий, с пониманием кивая головой.

— Осталось девять, — развёл было руки медик, тут же машинально отирая их о густо запачканный кровью фартук. — Но эти не помрут!

— Ну и хорошо, — ответил командир. — Если захотят, заберём с собою тех, кому солдатом уже не быть. Сгодятся.

— Ага, — согласился Левченко. — Надеюсь, вы мне работы не прибавите?

— Типун тебе на язык, Серёга! — поморщился Василий и, набрав воздуха в лёгкие, выкрикнул построенной в три шеренги роте:

— Вперёд! Пошли ребята! — после чего Новиков обернулся к медику:

— Серёга, смотри потом не потеряй нас!

— С Богом! — напутствовал товарищей Левченко, заметно побледнев. — Найду! Куда ты денешься?

Люди Афонина были готовы к стрельбе, ожидая лучшего момента для применения зарядов. Однако неожиданно поднявшийся северный ветер, крепнущий с каждым часом, сильно спутал карты мортирщикам. В таких условиях применять хлорпикриновые заряды не было никакой возможности — иначе густое облако отравы накроет и датчан. Видавшие уже под Гётеборгом «сибирскую серу» в действии, союзники неизбежно сломают строй и кинутся врассыпную, да и самим ангарцам придётся постараться, чтобы избежать сильного отравления. Мимо опушки неспешно проезжали эскадроны датских рейтар, один из которых возглавлял капитан Регнар Торбенсон. Облачённые в доспехи всадники, выстраивавшиеся на поле шеренгами чуть ли не колено к колену, были вооружёны помимо тяжёлого палаша ещё и пистолями с колесцовым замком. Смотрелись они весьма грозно, даже устрашающе. Тысяча датских рейтар, состоявшая из пяти эскадронов, занимала правое крыло армии. Ещё полторы тысячи рейтар-немцев находились на левом. Впереди них выстраивались драгуны, по шесть сотен на каждом фланге. В центре войска находились мушкетёры, чья численность составляла чуть более семи тысяч солдат — что было больше, чем у Торстенсона, в армии которого стрелков было менее шести тысяч. Зато пикинёры, числом немногим менее четырёх с половиной тысяч воинов, уступали шведам, коих насчитывалось более восьми тысяч. Численность шведской кавалерии также превалировала, более четырёх тысяч воинов, в том числе и отборные тяжёлые всадники — кирасиры. Поэтому Леннарт, чувствуя своё превосходство над войском датского военачальника, первым начал медленное сближение, намереваясь выйти на дистанцию пушечного выстрела. Между тем, прошло ещё около часа, пока армия генерала Густава Сиверса заняла свои позиции. Над головами солдат трепетали флаги, хлопая на ветру плотной материей, на которых извивались вышитые золотыми нитями датские львы. Трубачи и литаврщики ни на минуту не прекращали своей работы, покуда все отряды не заняли свои места в строю. Наконец, и пушкари приготовили свои орудия к битве, выкатив их вперёд строя. Несмотря на советы Новикова и Афонина Сиверсу сконцентрировать пушки на центральном направлении в сильный кулак, генерал предпочёл обычную практику — растянул артиллерию вдоль линии построения армии.

Тем временем набиравший силу ветер приносил с собою сырой и прохладный воздух, а на небе стали собираться тёмные облака, грозившие скорым появлением чёрных, грозовых туч. Сгущались тучи и над меньшим по численности войском Сиверса — шведы медленно, но верно приближались, заставляя своих противников суроветь лицами и крепче сжимать в руках оружие. Разноязыкие голоса в голос читали молитвы, прося Господа о даровании победы и о сохранении жизни. Датские, немецкие, гаэльские, французские мольбы доносились отовсюду, устремляясь от самого сердца ввысь, в небеса, поближе к Богу. Армия, однако, не сдвинулась с места — генерал не форсировал события, к тому же сибирцы обещали ему показать дальнобойность своих мушкетов. Помня сибирские мортиры и качество их работы, Густав легко согласился — ведь это ещё один плюс к его решению не выступать навстречу Леннарту в чистое поле, имея возможность опереться на холмистую местность позади.

Поле предстоящей битвы представляло собой почти правильный прямоугольник, примерно километр на полтора, зажатый с запада и востока озёрами — огромным Венерном и небольшим Скагерном соответственно. С севера и юга выпасное поле было окаймлено скалистыми холмами, поросшими редким лесом и кустарником. Между холмами, по берегу Скагерна вилась дорога на Оттербакен.

Рота Новикова разместилась в центре датской армии, выйдя вперёд установленных орудий, растянувшись длинной цепью. Ангарцы ловили на себе множество взглядов, направленных на них со всех сторон — восхищённые, недоуменные, удивлённые. Безразличных глаз тоже хватало. Однако заинтересованных было более всего, а солдаты, стоявшие позади пушек, переглядывались, кивая на сибирцев, что-то говорили друг другу. Кто-то гордился, что знал более других — дескать, новейшие голландские мушкеты, не иначе.