— А ну, цыц! — зашипел вдруг на них старший. — Расщебетались, яко бабы в базарный день! Ишь!
Братья разом замолкли, сконфузившись. Иван и Агей, дауры-погодки, уже второй год служили в сунгарийском войске. Они оба обучались в албазинской школе, а потом отправились в Сунгарийск, в полк охранения. После полугода караульной службы, их приметили, за смекалку и усердие переведя в пограничники. Первые три месяца они прослужили в Наунском городке, а недавно их прислали на самый южный пост, что стоял на берегу Сунгари близ устья Мудань-улы. За это время они успели креститься в православную веру, получив новые имена. Они весьма гордились этим фактом, который заметно поднимал их авторитет в глазах воеводы. Так сыновья захолустного князца со среднего течения Буреи стали полноценными солдатами великого князя Сокола, получив свои первые капральские нарукавные нашивки.
— От послал Ваня, так послал! — пробурчал еле слышно Семёнов, поглядывая по сторонам. — Нет бы Гаврила пошёл, али Михайла…
Раздвинув упругие ветки густого кустарника, трое сунгарийцев вышли на опушку леса. Перед их глазами расстилалось холмистое пространство, кое-где покрытое островками редколесья. Высокая трава тянулась до самой Лысухи, куда и шли пограничники. Оставалось спуститься с возвышенности, на склоне которой кончился густой лес, резко перешедший в полустепь.
— Эй, браты, не отставать! Глядеть в оба! — какое-то время спустя Семёнов вдруг осёкся на полуслове, превратившись в недвижную статую. Несколько мгновений он вглядывался в землю перед собой, после чего решительным шагом направился вперёд. Фрол напряжённо и внимательно посмотрел по сторонам, будто ожидая скорого появления неприятеля, а после двинулся вперёд. Дауры всё поняли, когда сами подошли поближе. Земля, что лежала ниже стоявших на возвышении сунгарийцев, была испещрена конскими копытами. Широкая, в три десятка метров полоса вытоптанной травы уходила на северо-восток, по направлению к главной крепости ангарцев на этой земле — Сунгарийску. Вскоре пограничники принялись осматривать землю.
— Маньчжуры ещё вчера прошли, — проговорил Агей, кивнув на конские экскременты.
— Старшина, а следов обоза нет! — воскликнул чуть позже Иван, обследуя местность.
— Верно, капрал, — согласился Фрол. — Однако отряд крупный — тысячи полторы самое малое, а то и больше. Обоз нужон им.
Теперь Семёнову надо было отправить гонца на заставу, чтобы Мишаня сообщил сунгарийскому воеводе об обходном манёвре врага.
— Иван! — позвал одного из братьев старшина. — Дуй, что есть сил на заставу, надо о сём весть лейтенанту передать. А мы с Агеем смотреть будем — обоз, верно, будет иттить. Тогда и Агейка до заставы побежит.
— Есть, старшина! — даур, сняв винтовку с плеча и взяв её в руки, словно весло на берестянке, побежал обратным маршрутом.
Стараясь не сбить дыхание, Иван бежал по мягкому, пружинящему мху, густой траве, каменистым россыпям, перепрыгивая через многочисленные ручьи. Мимо него проносились деревья, хватали за рукава ветви кустов, мошкара лезла в лицо. И эта духота была невыносима! Но Иван продолжал бежать вперёд, несмотря на то, что едкий пот заливал глаза, грудь будто жгло железом, а в боку предательски кололо. Тем временем небо стремительно темнело и лес погружался в сумрак. Когда до заставы оставалось ещё четверть пути, даур почувствовал, что ему снова нужен привал. Впереди уже показалась примеченная им ранее лужайка, на которой лежала поваленная сосна, покрытая зелёным покрывалом мха. Перед ней он и остановился. Согнувшись чуть ли не пополам, одной рукой он опёрся о влажный мох, покрывавший упавшее дерево, рукавом же другой вытирал лоб. Внезапно краем глаза даур заметил неслышное движение среди тёмного ряда сосен, окаймлявших поляну. Один силуэт, второй, третий! Враги?! Уже здесь и так близко? Он понял, что, возможно, его преследуют уже давно, а сейчас самое время для того, чтобы взять его в полон. Не подавая вида, пограничник потянулся было к приставленной к сосне винтовке, но на полпути изменив движение руки, он расстегнул кобуру и положил ладонь на рукоять револьвера.
— Эй, ты! Даурская собака! — донеслось вдруг откуда-то сзади. — А ну, сдавайся!
Как сразу понял Иван, это кричали солоны, не маньчжуры.
— От собаки слышу! — прорычал даур и рывком вытащил оружие.
Движением большого пальца Иван взвёл курок и перекатом бросился в сторону, ожидая развязки.
— Сдавайся, тебе говорят! — снова раздалось из-за чёрных столбов сосен. — Жив останешься!
— Да зачем я вам нужен?! — ещё не отдышавшись толком и пытаясь сдержать спазмы, Иван пытался найти хотя бы одну цель, оглядываясь по сторонам. — Попробуйте меня убить, идите сюда!
— Глупец, ты нужен живой! — прокричал всё тот же голос. — Твои друзья не захотели даться живыми…
Тут старший среди солонов совершил последнюю ошибку в своей жизни — он вышел из-за дерева, уже не опасаясь одинокого даурца. Ведь его винтовка стояла прислонённой в стороне от него, а значит опасаться было нечего. Ну не станет же противник бросаться на него с ножом, как его товарищи, застигнутые врасплох утром.
— Что с ними? — закричал сунгариец. — Отвечай мне!
Однако солон лишь ухмылялся в ответ, выйдя на край поляны. Оттуда даур уже мог видеть самодовольное лицо врага, державшего перед собой тяжёлый короткий клинок.
— Уже ничего, — осклабился тот. — Если не хочешь проследовать вслед за ними, вставай…
Однако Иван не дал ему договорить, выстрелив из револьвера. Солон упал, подогнув ноги. Он шумно хрипел и судорожно цеплял пальцами траву. Но даур не смотрел на него, он быстро поднялся и, вытянув перед собой руку. Из темноты раздались вопли испуганного человека, и Иван, не раздумывая, выстрелил наудачу. После чего, схватив винтовку, он бросился вперёд, сбив с ног оказавшегося перед ним замешкавшегося врага. Тот повалился на землю, воя дурным голосом и прикрывая лицо рукавами длинного, на маньчжурский манер, кафтана.