На следующий день, когда Грауль и Белов, ранним утром уехавшие на санях осматривать остров, возвратились к обеду обратно, то воеводу Бельского они застали в зале. Никита Самойлович сидел в креслице у разгорающегося огня камина и, прищурив глаза, смотрел на огонь. Укутавшийся в свою шубу, он молча потягивал из чашки горячий, исходивший паром и пахнущий чесноком, куриный бульон. Михаил Кузьмин играл с маленьким сыном в другом углу помещения. Савелий Игнатьевич, верно, ещё спал.
— День добрый! — Павел пожал мужчинам, привыкшим уже к этому ангарскому обычаю, руки. — Привет Глебушка! — сынишку Кузьмина Грауль потрепал по светлым вихрам.
— После обеда мы к Тимофею поедем, Павел? — спросил Михаил.
— Да-да, уже скоро, — ответил за товарища Белов.
Купец тут же пошёл наверх — поднимать родню, Глеб со смехом обогнал отца и устремился по лестнице первым. Вскоре на втором этаже застучали двери и затопали ноги — люди собирались к последнему переходу в их неблизком пути из Москвы. Ангарцы же присели поближе к огню, негромко переговариваясь. Грауль убеждал Брайана не усложнять строительство укрепления близ самого узкого места, где пролив отделял остров Вердер от побережья.
— Достаточно небольшого каменного форта с пушками и нескольких люнетов, Брайан! — говорил Павел. — Большего не нужно, это будет потеря времени и сил. Крупного отряда шведы против этого несчастного островка не бросят, а от мелкого отобьёшься стрелковкой.
— Бросят ли? А Россия разве не займёт эти земли? — удивился Брайан. — Я хотел восстановить замок…
— Лучше построй военное училище на Эзеле для молодёжи, — предложил Грауль и после некоторой паузы продолжил:
— А что насчёт Руси… Эстляндию шведы просто так не отдадут. Только после успешного для Москвы заключения мира можно быть уверенным в том, что твой тыл прикрыт. А пока — строй форт и забудь о замке.
— Чуден говор ваш, будто бы немцы по-нашему разговаривают, — усмехнулся вдруг Бельский, с гулким стуком поставив пустую чашку на стол.
Потягиваясь, он неторопливо прошёлся вдоль стола, словно раздумывал о чём-то.
— Гляжу я на вас, да на деяния ваши и удивление моё становится безмерным, — говорил воевода, глядя куда-то в сторону. — Будто иные вы люди, не от мира сего. Будто сверзились откуда-то к нам. Но зачем, для какого дела? — он повернулся и внимательно посмотрел на поражённых его словами товарищей.
Грауль заинтересованно посмотрел на князя, отметив его честность и прямолинейность:
— Во многом ты прав, Никита. И я рад, что ты сам сказал нам об этом, — Павел поиграл брелоком, сделанным из червонца, ожидая дальнейших слов Бельского, который очень уж явно хотел выговориться.
— Оно так и есть, — продолжил воевода, остановившись напротив ангарцев. — Нутром чую, как будто тянет к вам силком, будто нужда какая имеется у меня…
— Не это ли? — Грауль двумя пальцами поднял брелок-монету.
— Нет! — чуть ли не с брезгливостью отмахнулся князь и снова зашагал к концу стола, явно находясь не в своей тарелке.
Белов же, посмотрев на друга, покачал головой — ну куда ты, мол, ему злато-то кажешь?
— Дондеж всуе говорить о сём, — пробормотал Бельский и обернулся к собеседникам:
— Бранко, я молодцов своих привёл, как мы договор с Павлом учиняли. Обучить их надобно накрепко с мушкетом вашим обращаться, — присел, наконец Никита на лавку, — а то из прежних пару уже попортили, черти косорукие.
— Обучим! Дюжина мушкетов твоя, Никита Самойлович, — кивнул Белов. — А ты…
— Нешто я прелести стану говорить?! — всплеснул руками князь и нахмурился. — Буду посылать к вам людишек, мне из Пернова оно сподручно будет. А коли с Литвы люд будет?
— Ничего, — улыбнулся Грауль. — Всё одно русские.
После обеда караван ушёл на Эзель. Белов проследовал вместе с ним, довольный пополнением русской колонии, долгожданным появлением картофеля, а также новой партией винтовок. К тому же у Брайана в арсенале появились и малые миномёты с ограниченным числом боеприпаса, в том числе и химического. Не востребованные в лесах Ангаро-Амурского региона и снятые уже давненько с производства, они могли помочь ангарцам на равнинных островах Балтики.
Бельский, распрощавшись с ангарцами, отправился обратно в Пернов, находясь всё в том же задумчивом состоянии. Он пообещал ещё раз прибыть в гости, как только просохнет земля. Никита оставил на островах дюжину своих ближних людей, из которых Грауль пообещал к лету сделать хороших солдат, по примеру ангарских стрелков. Таких воинов, чтобы князь был уверен, в том, что они и винтовку не испортят и другим не дадут оного сотворить.
Далее события завертелись со стремительностью горного потока. Уже в конце мая в Новгород, к ожидавшим русских переговорщиков шведам приезжает делегация московских бояр, в том числе и Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин. Возглавлял их Алмаз Иванов, бывший дьяк Казённого двора, только-только переведённый в Посольский приказ по указу Бориса Морозова. Он резко взял быка за рога и, намереваясь воспользоваться аховым положением шведского королевства, принялся было склонять посланцев канцлера к наилучшему для Руси варианту — когда вся Лифляндия, включая права на Ригу, отходила к Москве, да заметно отодвигалась к северо-западу граница в карельских землицах. Шведы, однако, были не робкого десятка и интересы своей державы также соблюсти желали. Ну а поскольку решить дела с молодецкого наскока Алмаза Ивановича не удалось, потянулись выгодные для шведов поэтапные переговоры по каждому участку границы. Взаимные упрёки в нежелании заключения мира чередовались с попытками устрашить друг друга союзом с Речью Посполитой и угрозами продолжения боевых действий. К середине дня шведский голова посольства и Иванов, приняв во внимание довлеющие над обоими приказы в скорейшем достижении согласия, сошлись в том, что мир всё же следует заключить к вящему интересу обеих держав, а посему они не будут иметь отдыха и сна покуда не будет учинён договор. К исходу вторых суток, проведённых в палатах Антониева монастыря, отстоявшего к северу от города «Вечный Мир» был подписан обеими сторонами. Каждый из соперников считал себя получившим более того, что было реально достижимо, потому они разошлись полюбовно и воздав друг другу должные почести.